Таге Даниельссон СКАЗКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ СТАРШЕ 18 ЛЕТ

[dallia-art]

Посвящается
добрейшему нашему папаше -
королю, само существование которого
подтверждает,
что мы живем в сказочной стране.

ВСТУПЛЕНИЕ

Взрослые склонны вести себя, как дети: они забавляются автомобилями, карандашами и огнестрельным оружием; они топают ногами, если не получают того, чего им хочется. И, представьте себе, они частенько не доедают того, что положено им на тарелку.
Самое веселое для них времяпрепровождение - рассказывать друг другу сказки: сказки о высокой пенсии для престарелых, об аде и чистилище, о принцах, которые женятся на принцессах, о домовых, троллях, великанах, карликах и простофилях.
Поэтому разве не естественно, что взрослые любят дарить друг другу на рождество книжки сказок, которые потом читают холодными зимними вечерами, когда дети улягутся спать?
На этот вопрос существует лишь один ответ:
- Конечно, очень естественно!

О СТРАШИЛЕ МАНФРЕДЕ

Жил-был парень двадцати шести лет, которого звали Манфред. Вы не поверите, до чего же было его жаль! Жил он у своей мачехи вместе с двумя злыми сводными братьями - Кнутом и Никласом. Кнут и Никлас убегали по вечерам из дому и встречались с девушками. Манфред же никогда не встречался с девушками, потому что, с одной стороны, ему не разрешали выходить из дому, а с другой - лицо его было так уродливо, так изрезано морщинами, что девушки даже не глядели в его сторону. Так оно и повелось: пока братья наслаждались благами жизни, Манфред сидел дома и выполнял самую грязную домашнюю работу: готовил бутерброды по кулинарным рецептам телевизионной компании и вытряхивал пепельницы.
Но вот случилось так, что король затеял в замке бал, желая выдать младшую принцессу замуж. Сначала ему, то есть королю, с этим делом не везло, но потом, по крайней мере, удалось найти подходящих женихов для старших принцесс. Осталась одна младшая. И не в том дело, что трудно было подыскать жениха, которому бы она приглянулась: отнюдь нет, ведь хороша она была, как ясный день, и набита разной премудростью, как календарь за целую неделю. Нет, сложность заключалась в том, что сама принцесса была страшно разборчива. Никто ей не нравился, да оно и понятно: если ты истратил уйму денег и времени на свои наряды и образование, то хочешь, по крайней мере, чтобы труды твои не пропали даром.
И вот король собрался устроить бал, и все обворожительные юноши из хороших семейств были приглашены в замок. Приглашены были и братья Манфреда, потому что отец их был когда-то вроде королевского развлекалы, поскольку знал множество веселых историй, которые нравились королю. Когда выписывали пригласительные билеты, произошло недоразумение, и Манфреда тоже пригласили. Сначала Манфред страшно обрадовался, а потом с огорчением подумал: «Ну как же я пойду на бал в замок, ведь я такой урод, и лицо все в морщинах, и платья красивого у меня нет».
А братья еще подлили масла в огонь:
- Ха-ха, Страшила Манфред, как же ты пойдешь в замок! Принцесса умрет со смеху, лишь только увидит твое лицо в морщинах и буграх!
В ту ночь Манфред не мог уснуть. Ведь ему так хотелось увидеть прекрасную принцессу! Он тихо всхлипывал, лежа на своей узкой жесткой кровати.
И тут внезапно в темной ночи Манфреду будто бы явилась фея и шепнула ему на ухо:
- Бриолин! Бриолин!
Манфред прямо-таки подскочил на своей кровати. И как он не подумал об этом раньше! В ту ночь жизнь приобрела для него новый смысл, и он едва дождался утра.
Как только открылись магазины, Манфред отправился за покупками. Он вытряхнул из мешочка все медные монетки, которые братья разрешали ему вынимать из карманов своих брюк, так как боялись, что монетки в пять эре испортят изящную линию их бедер. Эти-то деньги и пригодились теперь Манфреду. Как зачарованный, ходил он по сказочной стране торговой рекламы. Он купил разные кремы, масла, притирания, смокинг, а также зубную пасту двойного действия (у одних зубы от нее белеют, у других - желтеют). С чувством живой благодарности к доброй фее раздобыл он также крем для бритья фирмы Брилль. И - конец венчает дело - баночку "магических капель Елены Куртис", которые на целых пять часов сглаживают все морщины и неровности на лице.
Насвистывая веселую песенку, отправился Манфред домой, заперся в своей жалкой каморке и принялся мыться, чиститься, растирать лицо, мазать его кремом, массировать, поливать одеколоном и одеваться. В семь часов вечера Манфред был готов. Осторожно нанес он магические капли Елены Куртис на свое морщинистое, покрытое буграми лицо и подождал предписанное ему время. Чудо свершилось!
Все морщины и бугры исчезли ровно на пять часов!
В королевском зале уже собрались гости. То было блистательное собрание прекрасных дам и кавалеров, но прекраснее всех была сама принцесса. Она сияла, как звезда, и сводила с ума всех мужчин.
Манфред вылез из такси, небрежно бросил шоферу две серебряные монетки и медленно, легкой походкой модерно одетого мужчины поднялся по замковой лестнице. Со светской непринужденностью проложил он себе дорогу сквозь толпу гостей, слегка поклонился принцессе и поцеловал ей руку. Собравшиеся вздрогнули, и словно дуновение ветра пронеслось по замку: «Бриолин! Бриолин!»
Сводные братья Манфреда не поверили своим злым глазам. Неужели это их уродливый брат, болван и растеряха? Что за колдовство?!
Все эти вопросы были прямо-таки написаны в глазах сводных братьев.
А в глазах Манфреда они, словно неоновую рекламу, читали ответ:
«Пользуясь косметическими средствами, я чувствую себя уверенным и красивым».
Принцесса, зачарованная блеском стильной прически Манфреда, смотрела на его гладкое, но мужественное лицо, а душа ее исходила криком: «Пойду за него, только за него, и больше ни за кого другого!»
Манфред победоносно улыбался.
Весь вечер они видели только друг друга, ели, пили, танцевали, беседовали и думали о том, чем бы они могли заняться, останься они наедине, как думают все влюбленные, когда остаются наедине.
Для принцессы и Манфреда время текло незаметно и таяло в розовой дымке счастья. Когда отзвучал последний танец, Манфред махнул рукой на строгий этикет королевского бала и прижался щекой к щеке принцессы. Сделал он это с чувством превосходства мужчины, уверенного в себе, - ведь он употреблял Воду для бритья с легким запахом кожи и английского трубочного табака.
Манфред испытал чувство пьянящей радости оттого, что судьба наконец-то подарила ему победу после стольких дней поражения. Высвободив левую руку из руки принцессы, он, медленно танцуя вальс, нежно погладил ее по волосам.
И тут он бросил взгляд на свои ручные часы марки «Ролекс» - их носят мужчины, которые вершат судьбы мира. И, вздрогнув, остановился. Было двенадцать часов! Манфред почувствовал, как магические капли Елены Куртис начинают терять свое действие. Лицо его страшно сморщилось.
Манфред попытался скрыть от принцессы лицо и стал смотреть на кончики своих ботинок. Французские лакированные ботинки для мужчин с узкой ступней. Но ступни Манфреда отнюдь не были узки. Ботинки лопнули по швам.
В дикой панике сбросил с себя Манфред зияющую огромными дырами обувь и ринулся вниз по лестнице. Слезы безудержно текли по его теперь уже неописуемо морщинистым щекам, и он умчался в ночь.
Принцесса плакала семь дней и семь ночей и грозила своему папе-королю, что умрет с горя, если ей не вернут ее возлюбленного. Король использовал все свои возможности. Тысячи придворных с остатками лаковых ботинок в руках были разосланы в разные стороны на поиски ног, которые заставили эти ботинки лопнуть по швам. Но нигде никаких следов Манфреда. Король приказал объявить розыск Манфреда по радио, по второй программе, потому что уж если ты король, то тебе, естественно, хочется произвести впечатление короля просвещенного. Но нигде никаких следов Манфреда!
Под конец на поиски Манфреда послали собак из замка. Но Манфред исчез, как будто его и на свете не было, потому что всем, кто следит за рекламой, известно - дезодорант «Мум» настолько уничтожает всякие запахи, что даже собака-ищейка не может разыскать человека, который намажется им, как это предусмотрительно сделал Манфред.

О ДЕВУШКЕ, КОТОРАЯ ХОТЕЛА ПРОСЛАВИТЬСЯ

Жила-была девушка, которая работала на фарфоровой фабрике, и поэтому ее звали Фаянс. Фаянс постоянно хотелось веселых и увлекательных переживаний. Ей было 17 лет, и она не была замужем.
Фаянс работала на фарфоровой фабрике с восьми утра до четырех часов дня. Каждое утро она вставала в семь часов, чистила зубы, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами могла она любоваться прекрасными кандидатками на звание «мисс Швеция».
«Вот бы стать «мисс Швеция», - думала Фаянс. - Это не то что работать на фарфоровой фабрике».
Когда был объявлен очередной конкурс, Фаянс послала свою фотографию (на этот раз речь шла не о титуле «мисс Швеция», а о звании «мисс Незамужняя»). Фаянс дали бесплатный билет, и она приехала на конкурс, где ее со всех сторон обмерили, как это заведено на конкурсах, и включили в список кандидаток. А когда настал срок конкурса, «мисс Незамужней» была избрана именно Фаянс, и тут нет ничего удивительного, потому что она была прекрасна, словно настоящая фарфоровая куколка.
Как всякая «мисс», Фаянс работала на благотворительных базарах и приемах с восьми утра до пяти часов дня, а иногда и целыми вечерами. Каждое утро она вставала в семь часов, чистила зубы, накладывала на лицо косметику, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами могла она любоваться прекрасными звездами-манекенщицами.
«Вот бы стать звездой-манекенщицей, - думала Фаянс. - Это не то что продавать лотерейные билеты на базаре Красного Креста и есть копченую лососину в зале Народного дома».
Однажды к Фаянс пришел какой-то представительный мужчина и спросил ее, не хочет ли она стать звездой-манекенщицей. Платить ей будут хорошо, а иногда даже позволят оставлять себе платья, которые ей особенно понравятся.
Теперь Фаянс работала в фотоателье с семи утра до шести часов вечера, а часто также на вечерних просмотрах. Каждое утро она вставала в шесть часов, чистила зубы, накладывала на лицо косметику, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами, если только у нее было время, могла она любоваться знаменитыми кинозвездами.
«Вот бы стать кинозвездой, - думала Фаянс. - Это не то что стоять перед фотоаппаратом, широко расставив ноги и выпятив живот, и целыми днями улыбаться».
Однажды вечером некий кинопродюсер пригласил Фаянс на обед в погребок Оперы. Он поклялся, что сделает Фаянс кинозвездой, если она захочет. Конечно, Фаянс захотела.
И вот она получила главную роль в фильме, который предстояло демонстрировать на фестивале в Венеции, и потому он должен был быть особенно прекрасен. Дебют Фаянс стал незабываемым событием для любителей кино. И не только потому, что она была прекрасна, как фарфоровая кукла, но и потому, что ее постоянное стремление жить весело и увлекательно чарующе преображало ее лицо.
За одну ночь Фаянс так прославилась, что журналисты с самого утра добивались по телефону, какой номер обуви она носит, а контракты на новые съемки посыпались на нее, как из рога изобилия.
Фаянс работала в киностудиях с шести утра до семи вечера и большей частью также на вечерних и ночных съемках. Каждое утро она вставала в половине пятого, чистила зубы, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами, если у нее было время, могла она любоваться огромным - на восьми страницах - фоторепортажем о себе самой - кинозвезде: шампанским, за которое платила редакция, бассейном для плавания, который наняла для фотосъемки редакция, мужчинами, которых редакция раздобыла, чтобы запечатлеть, как Фаянс их обнимает.
«Вот бы стать этой кинозвездой, - думала Фаянс. - Это не то что сидеть здесь в пять часов утра и пить свой грейпфрутовый сок».

О ГУДРУН СПРАВЕДЛИВОЙ

Жила-была девушка, которая никогда не знала настоящей любви и потому всегда стремилась к разводу. Гудрун (девушку звали Гудрун) считала так: «Все на свете несправедливо». Замуж она вышла за инженера, с которым познакомилась за прилавком универмага «Темпо», где продавали домашнюю утварь из пластмассы. Детей у них не было, и оба они работали. Гудрун ежедневно печалилась по поводу всех несправедливостей, которые выпали на ее долю в замужестве. Ей приходилось покупать продукты и готовить обед, пришивать пуговицы к куртке мужа, ей приходилось варить кофе в то время, как он смотрел телевизор. Все это приходилось делать ей, хотя работа у нее была не менее напряженная, чем у него. И можно согласиться с тем, что это несправедливо: действительно, можно ли считать помощью то, что муж делал кое-какие покупки, откупоривал бутылки и мыл свой автомобиль?
Ну, этот развод устроился легко, так как им обоим жилось дома неуютно. В глубине души Гудрун решила, что если она когда-нибудь снова выйдет замуж, то уж тут, по крайней мере, все будет по справедливости.
Однажды, когда она стояла за прилавком в «Темпо», появился господин приятной внешности, который собирался купить унитаз из пластмассы. Он был так смущен, когда уходил со своим унитазом, что Гудрун по-настоящему его полюбила. И когда на другой день он снова пришел и купил совершенно бесполезную вещь - пластмассовый футляр для двух зубных щеток, Гудрун тотчас же поняла символический смысл этой покупки, и ей стало ясно, что чувства их взаимны.
Гудрун и Альбин (его звали Альбин) встречались некоторое время довольно часто, и оба думали, как чудесно будет, если они поженятся. Но Гудрун заявила Альбину, что в браке все должно быть по справедливости. Альбин охотно с ней согласился, потому что он был кроткий и добрый человек.
Настало время, когда Гудрун и Альбин пришли к бургомистру и оба одновременно сказали «да»: ведь Гудрун решила, что если один из них скажет «да» раньше, это будет несправедливо. И у Альбина в руках был точно такой же букет, как и в руках у Гудрун.
Когда они пришли домой в трехкомнатную квартиру, которая осталась у Гудрун после ее первого замужества, Гудрун показала Альбину составленный ею длинный-предлинный список:

Глажение одной рубашки равно по трудоемкости уборке двух кроватей.
Приготовление кофе по рецепту телевидения равно по трудоемкости сервировке стола на двоих.
Пришивание одной пуговицы равно по трудоемкости починке электрических пробок.
Кормление возможного в будущем ребенка равно по трудоемкости стирке двух пеленок.
Покупка продуктов к обеду равна по трудоемкости обработке пылесосом жилой комнаты и прихожей.
Смена постельного белья равна по трудоемкости опорожнению ведра в мусоропровод.
Стирка одной пары чулок или носков равна по трудоемкости очистке всех пепельниц в квартире.

Это и еще многое другое стояло в списке.
- Мы будем жить согласно этому списку, Альбин, - сказала Гудрун, - чтобы все было по справедливости, потому что справедливость - азбука супружества.
- Все будет хорошо, ведь главное - любить друг друга, - сказал Альбин.
Больше он ничего не сказал, потому что ему не хотелось больше говорить.
Так и жили Гудрун и Альбин довольно долгое время: съедали по две картофелины к обеду, выпивали по четыре рюмочки коньяку к кофе субботними вечерами, а потом любили друг друга настолько справедливо, насколько это возможно в ночной тьме.
В один прекрасный день Гудрун сказала:
- Альбин, мне кажется, у меня будет ребенок.
- Тогда, вероятно, он будет и у меня, - по привычке ответил Альбин.
Но, понятно, только Гудрун родила ребенка.
Теперь стало ужасно трудно распределять все обязанности по справедливости. Альбин стирал пеленки, пока Гудрун кормила, и здесь проблемы не было. Но в доме, кроме того, оказалось столько работы, что Альбин был вынужден уйти со службы. И это было только справедливо, потому что Гудрун тоже пришлось оставить работу. Когда ребенок кричал по ночам, родители просыпались и смотрели на схему, приколотую над кроватью. По нечетным числам ночную вахту от двух до шести нес Альбин, по четным - Гудрун. Когда же в месяце был 31 день, последняя ночь распределялась так, что Альбин дежурил от двух до четырех, а Гудрун - от четырех до шести, В следующий раз 31 числа порядок менялся на обратный.
Но благодаря великой доброте и кротости Альбина все шло своим чередом. Ребенок подрастал и уже начал говорить. Он оказался разумным и справедливым, потому что первое слово, которое он произнес, было «мапа», а второе - «пама».
В один прекрасный день Альбин сказал:
- Хорошо бы этому ребенку еще и сестричку!
- Не смотри на меня так, - ответила Гудрун, - теперь твой черед.
Тут Альбин больше не выдержал, да к тому же он не знал, как в этом случае быть.
Теперь Гудрун снова стоит за прилавком в «Темпе» и ждет человека, который уж совершенно точно знает, как все устроить по справедливости.

О ТОМ, КАК ЭРИК ЙЁРАНССОН БОРОЛСЯ СО ШВЕДСКИМ ОБЩЕСТВОМ

Эрик Иёранссон - так звали человека, которому пришлось не очень сладко, когда он вырос. Отец его Хильмер Иёранссон зарабатывал столько денег, что большая их часть уходила на налоги. С годами Хильмер Иёранссон стал испытывать все большую горечь по отношению к своему государству и муниципалитету, которые неумолимо применяли свою прогрессивную налоговую систему к его колоссальным доходам. Таким образом, самые чувствительные для Эрика Иёранссона годы его созревания протекали в обстановке горечи и ненависти к властям.
Когда Хильмер Иёранссон скончался, в его завещании обнаружили следующий пункт:

«Налоговая политика в этой стране является причиной того, что у меня совершенно не осталось денег. Между тем, за время моей благопорядочной жизни я выплатил государству 4 967 563,90 крон. Я использовал блага, предоставляемые нашим обществом, пользовался его больницами, школами, военными казармами и т. д. на общую сумму (самое большое) 1 695 156,85 крон. Следовательно, остается 3 272 407,05 крон, которые государство и муниципалитет должны мне и моей семье. Деньги эти я завещаю сыну моему Эрику. Пишу в здравом уме и твердой памяти.

Хильмер Иёранссон».

Эрик, разумеется, обрадовался, что получит столько денег, и тотчас же отправился в соответствующее государственное учреждение, чтобы получить их. Но представьте себе удивление этого юного неискушенного существа, когда он и эре ломаного не получил.
Такая неслыханная подлость заставила Эрика пережить глубокий внутренний кризис. Последняя воля его отца должна быть выполнена. Государство и муниципалитет узнают, с кем имеют дело!
Эрик стал думать, как бы ему выманить у государства и муниципалитета свои деньги. «Во-первых, - думал он, - я сам должен всю свою жизнь зарабатывать как можно меньше, чтобы налоги с меня были ничтожно малы. В противном случае долг общества мне только возрастет. Во-вторых, мне нужно позаботиться о том, чтобы сам я, любой ценой, неслыханно дорого обошелся государству и муниципалитету. Пусть раскошеливаются за папины денежки!»
Когда отец умер, Эрик еще учился в гимназии. Он позаботился о том, чтобы несколько раз остаться на второй год, благодаря чему заработал 9560 крон, которые вырвал у властей в форме заработной платы учителям, школьных пособий и т. д. Так же прилежно вырезал он складным ножом дырки на партах, так что их мною раз пришлось заменять новыми. Снова - доход для Эрика в сумме 560 крон.
Когда Эрику предстояло сдавать экзамены в университет, он внезапно начал зубрить как следует, а так как голова у него была хорошая, он и получил отличные оценки. Он рассчитывал, что, учась в университете, получит от государства стипендию и полное содержание. Так оно и случилось. Но еще прежде ему пришлось пойти на военную службу.
В военной форме Эрик служил, будучи на полном иждивении общества. Он съедал огромные порции казенной пищи (еда была невкусная, но ведь ему надо было проесть папины денежки). Он был крайне небрежен с казенным имуществом и так отравлял жизнь младшему командному составу, что все, кто с ним служил, обратились к правительству с требованием повысить им жалованье по причине невыносимо тяжелых условий труда. Никогда еще в шведских вооруженных силах не служил солдат, который расстреливал бы вдребезги столько деревянных мишеней, просиживал бы столько пар штанов и пролеживал бы столько соломенных матрацев, как Эрик Йёранссон.
Эрик вел тщательный подсчет каждого эре, потраченного на него государством и муниципалитетом. К концу военной службы общество выплатило ему не меньше 260 560,64 кроны из денег покойного Хильмера Йёранссона.
Теперь приближалось время занятий в университете. «Интересно, содержание какой профессии обходится государству и муниципалитету дороже всего?» - думал Эрик.
И сам себе ответил:
- Разумеется, профессоров гуманитарных наук, которые всю свою жизнь живут за счет общества, получая жалованье за так называемую исследовательскую работу и прочее и не создавая для государства и муниципалитета абсолютно никаких материальных ценностей. Решено: стану профессором!

О НОВОМ ПЛАТЬЕ ГАРРИЕТ АНДЕРССОН

Жил-был маленький мальчик, который, сидя в кино, сказал:
- Но ведь она голая!
И тут же был изгнан билетером, поскольку ему не исполнилось еще одиннадцати лет.


Взято из книги "СКАЗКИ СКАНДИНАВСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ"